— Вы продырявили машину,— сказал я.
Она взглянула наверх, на пятно.
— Нас могло убить.
— Чем я это объясню? — спросил я ее.— Я отвечаю за это такси, понимаете?
— У вас пистолет! — воскликнула она, глядя на него так, будто он возник из небытия именно в эту секунду. Затем она обхватила руками голову, прижала коленки к груди и откатилась назад на сиденье, явно пытаясь отодвинуться от меня как можно дальше.
Я с недоумением уставился на нее. Никак не мог понять, что она задумала. Она вела себя так, как будто боялась меня. Какого черта?
Я посмотрел на пистолет, можно сказать, в первый раз. Я вообще впервые видел пистолет в собственной руке. И к тому же раньше мне никогда не приходилось разглядывать оружие с такого близкого расстояния. Я не считаю тех случаев, когда мне тыкали им в спину, потому что я же не мог видеть то, что находилось за моей спиной. Сейчас я держал его достаточно высоко над спинкой сиденья так, чтобы девушка тоже могла его видеть и не вздумала выкинуть какой-нибудь фокус. Рукоятка упиралась в спинку сиденья, а ствол был направлен куда-то в заднее стекло; таким образом, он помещался всего лишь в паре дюймов от моего носа. Чтобы его разглядеть, мне приходилось слегка скашивать глаза к переносице.
Он был маленький, удобный, как раз такой, чтобы уместиться в кармане или женской сумочке. Плоский блестящий пистолетик с перламутровой рукояткой. Это был автоматический пистолет, я это понял, потому что он выглядел как младший братишка автоматического кольта, который можно увидеть в кино. Он казался игрушкой, годной лишь для стрельбы шариками из жеваной бумаги, но тем не менее он запросто проделал дырку в крыше такси.
Я снова взглянул на девушку и увидел, что она все еще лежит, сжавшись в комок, на сиденье, и из этого комка торчат лишь коленки в черных сапогах и локти в оранжевом меху, да еще выбиваются пряди светлых волос. Я спросил:
— Что это с вами?
Она что-то отвечала, но так глухо, что прошло несколько секунд, пока я разобрал:
— Вы хотите меня убить.
— Вовсе нет.— Я был оскорблен.— Чего ради мне это делать?
Пальцы слегка раздвинулись, и в щелочке показался голубой глаз. С отчаянным, но безнадежным вызовом она сказала:
— Потому что я слишком много знаю.
— Ох, да бросьте вы.
После этого руки еще сдвинулись и показалась голова, словно головка очаровательной черепахи.
— Меня не обманешь,— заявила она.— Вы сообщник, я знаю. Ставлю двенадцать против одного.
— Договорились,— согласился я и протянул ей руку, совсем забыв, что в ней пистолет.
Черепашка немедленно спряталась в свой оранжевый панцирь.
— Эй! — позвал я.— Да я не собирался в вас стрелять. Я просто принимал пари.
Она снова чуть высунулась и недоверчиво спросила:
— Правда?
Я переложил пистолет в левую руку и протянул ей правую.
— Ну что? Двенадцать против одного, и мы заключаем пари. Сколько вы ставите? Десять баксов? Решайте, как вам удобнее.
На этот раз ноги медленно опустились до самого пола. Она смотрела на меня в сильном сомнении, как будто раздумывала: может, в этом заезде подменили лошадь? Взглянула на мою протянутую руку, но не дотронулась до нее. Помолчав, она спросила:
— Вы Честер Конвей, ведь так?
— Ну да.— Я указал пистолетом на табличку справа на приборной доске.— Здесь имя и фотография,— пояснил я.— Вам придется поверить мне на слово, что это мои.
— И вы тот человек, который обнаружил, что мой брат мертв?
— Ну да.,
— И это у вас роман с Луизой?
— Тьфу, пропасть,— не выдержал я.— Только не у меня, лапочка. Тут ты что-то путаешь. Я даже имени-то ее не знал до вчерашнего дня.
— И вы думаете, я вам поверю? — Но голос ее звучал уже не так убежденно.
— По правде говоря,— сказал я,— мне на это как-то плевать. А вот что мне, похоже, следует сделать, так это сдать тебя легавым.
— Вы не осмелитесь,— возразила она все с тем же оттенком сомнения.
— Почему это? — поинтересовался я.— Ведь ты угрожала мне пистолетом.
— А что, если я расскажу им все, что знаю?
— Давай рассказывай,— согласился я.— Они разберутся, правда это или нет, и, полагаю, им для этого не понадобится накатывать на такси на шесть долларов и тыкать мне в шею пушкой.
Я помахал пистолетом перед ее носом и приказал:
— Подвинься в центр сиденья, чтобы я видел тебя в зеркале.
— Я не…
— Двигайся,— оборвал я ее. Как раз перед этим я услышал щелчок, напомнивший мне, что счетчик все еще включен. Еще шесть баксов псу под хвост.
Она облизала губы, и вид у нее стал озабоченный.
— Может…— начала она.
— Двигайся давай,— повторил я, теряя терпение.— Не желаю больше ничего слушать. Я должен был бы сейчас работать. Давай-давай, двигайся.
Она обиженно замолчала, подвинулась, а оказавшись в центре сиденья, выпрямилась, сложила руки, с вызовом посмотрела на меня и объявила:
— Ну ладно. Посмотрим, кто блефует.
— Никто не блефует,— объяснил я ей.— Ты просто неверно угадала закрытую карту, вот и все.
Я отвернулся, выключил счетчик, вывесил табличку «В парк», убедился, что пистолет лежит на сиденье у моего бедра, проверил, хорошо ли вижу ее в зеркале, и мы тронулись.
— Может быть, я ошиблась,— произнесла она тоненьким голоском.
Я как раз делал левый поворот на Флэтландс-авеню, так как ближайший полицейский участок,' насколько я знал, находился на Гленвуд-роуд, с другой стороны от Рокэвэй. Даже после снежной бури в Бруклине попадаются потрепанные черные «бьюики», неповоротливые, бестолково управляемые маленькими худыми женщинами с волосами, накрученными на бигуди,— поэтому я сначала вышел из поворота, а уже потом взглянул в зеркало, в котором и увидел свою пассажирку в полном раскаянии. Она встретила мой взгляд в зеркале и пробормотала: