— Я не хочу спать.— сказал я.— Я не устал.
— Доктор сказал, что таблетки тебя усыпят.
Вообще-то таблетки меня уже почти усыпили, но я с этим боролся.
— Я не хочу спать,— уверял я.— Я не хочу говорить утром. Я хочу сейчас. Я хочу поговорить о…
— Чет,— перебила она,— извини, может, ты и не хочешь спать, но я хочу. Я собиралась принять душ, когда ты проснулся. Мне это действительно нужно. Я вымоталась, у меня все болит после того, как я помогала тащить тебя сюда, и я все еще липкая.
— Липкая? — переспросил я.
— Понимаешь, ты все залил своей кровью, Чет,— объяснила она.— Видел бы ты машину. Не знаю, что скажут люди из «Эвиса».
— Ох,— произнес я.
Неожиданно я почувствовал себя очень слабым и совсем сонным. Я моргал изо всех сил, потому что мои глаза очень хотели закрыться, а я хотел, чтобы они открылись.
— Я загляну к тебе, когда выйду из душа,— пообещала Эбби.— А утром мы поговорим. Что бы мы ни решили, Чет, это может подождать до утра.
— Хорошо.
Я больше не мог бороться, я засыпал. Лег поудобнее и натянул одеяло до подбородка.
— Пока,— пробормотал я.
— Пока,— ответила Эбби, и уже сквозь смеженные ресницы я увидел, как она остановилась в дверях, улыбаясь мне.
— У тебя классная задница,— сказала она и вышла.
Это меня чуть не разбудило опять. В течение нескольких секунд я смотрел на дверь, пока мои веки снова не отяжелели. Ну и манеры. Что ж, девушка работает банкометом в Лас-Вегасе. Вы же не станете ожидать, что она окажется непорочной, как Святая Дева. Нет, не святая, и не дева.
Мои глаза медленно закрывались, и тут я заметил, что подсчитываю месяцы. Сколько времени прошло с тех пор, как я был в постели с Ритой? Шесть месяцев? Семь. С тех пор, как она в последний раз отказалась поехать со мной на ипподром.
Это довольно много, семь месяцев. Я лежал, размышляя обо всем этом, прислушиваясь к плеску воды в душе, представляя себе женское тело, на которое льется эта вода, мечтая, что, может быть, когда-нибудь смогу любоваться этим телом; и так, пребывая в весьма хорошем настроении, что довольно странно для человека, в которого совсем недавно выпустили несколько пуль, постепенно и плавно я погрузился в спокойный сон без сновидений и не просыпался до тех пор, пока Эбби не закричала.
Я сел, огляделся по сторонам и обнаружил, что в комнате помимо меня находится незнакомый мужчина с пистолетом. Он стоял буквально в шаге от двери.
Лампа не горела, но серый дневной свет пробивался сквозь задернутые шторы, и, к сожалению, я его разглядел.
На нем были шляпа и плащ, в руке, как я уже говорил, он держал пистолет, и этот пистолет был направлен на меня; и глаза его, холодные и тусклые, тоже смотрели на меня.
Эбби снова закричала, потом что-то разбилось. У нее были неприятности, но я ничем не мог ей помочь. Проку от меня все равно было как от мертвого, поэтому я не стал даже пытаться ничего предпринимать.
В соседней комнате опять что-то разбилось. Затем раздался незнакомый мужской голос, вернее рев, и в нем прозвучали гнев, удивление и боль. Человек у двери раздраженно обернулся, затем снова уставился на меня и помахал пистолетом.
— Не двигайся,— сказал он хриплым полушепотом.
Не двигаться? Разве он не собирается застрелить меня в любом случае? Разве не он стрелял в меня вчера? Если нет, то что он делает здесь? Что делает здесь его пистолет? Что делает его друг с Эбби?
Трах! Мужчина в соседней комнате взревел еще громче.
Что делает Эбби с его другом?
Мужчина с пистолетом тоже хотел это знать. Он отступил на шаг с очень раздраженным видом и как раз собирался выглянуть в дверь, когда мимо нее пролетела настольная лампа. Мы оба услышали, как она разбилась, а потом разбилось что-то еще не то в гостиной, не то рядом, в коридоре, а Эбби и тот, кто был с ней в комнате, одновременно завопили. Мужчина с пистолетом рявкнул на меня:
— Сиди на месте, ясно? Если не хочешь, чтобы ничего с тобой не случилось.
— Я хочу, чтобы ничего со мной не случилось,— сказал я, надеясь, что это всего лишь грамматическая ошибка.
— Тогда оставайся на месте,— повторил он.— Не вставай с этой кровати.
— Можете на это рассчитывать,— заверил я его, но, похоже, он меня не услышал.
Он уже вышел и стоял в холле. Бросив напоследок взгляд в мою сторону и взмахнув пистолетом, он двинулся к двери гостиной.
В течение минуты ничего не происходило, но уж затем началось полное безумие. Грохот удвоился, утроился, все это чем-то напоминало день Святого Патрика на Третьей авеню.
И вдруг — резкая тишина.
Я прислушался. Тишина? Тишина.
Что произошло? Что происходит? Что случилось с Эбби?
Я должен был выйти, говорил я себе. Неважно, мог я встать с кровати или нет, не имеет значения, что я был раздет, безоружен и слишком слаб, чтобы передвигаться; я должен был выйти туда и сделать все от меня зависящее, чтобы помочь ей. Если что-то случилось с Эбби…
И тут она сама влетела в комнату, наткнулась на комод, развернулась и закричала на парня, который ее втолкнул:
— Ты, вонючий ублюдок!
Волосы взлохмачены, косметика размазана, одежда смята — все в беспорядке. Потрясающее, безумно-прекрасное видение, самое прекрасное, которое я когда-либо встречал в жизни.
Мой дружок с пистолетом вошел в дверь, наставил пистолет на Эбби, как будто указывал на нее пальцем, и заявил:
— Ты вовсе не леди.
— Зато ты джентльмен,— огрызнулась она.
Она отвернулась от него и подошла ко мне.
— Как ты, Чет? — спросила она.— Они тебе ничего не сделали?